В одном из поселений к Меридору подошла женщина и раздраженно сказала:
— Да как же вы допустили, чтобы начальником генштаба был назначен этот левак?
Дан внимательно на нее посмотрел и спросил:
— У вас есть кто-нибудь в армии?
— Сын, — ответила женщина и с гордостью добавила: — в Голани служит.
— Если бы вашего сына послали на опасное задание, то кого бы вы хотели видеть его командиром? Того, кто голосует за Ликуд, или самого лучшего? — поинтересовался Дан.
— Разумеется, лучшего, — удивилась женщина странному вопросу.
Меридор усмехнулся:
— Эхуд Барак и есть лучший.
В армии Барак был на своем месте…
1 января 1995 года Эхуд Барак снял военный мундир, который проносил 35 лет. Он не хотел сразу же входить в политические джунгли.
Как Атланту, избавившемуся от неимоверной тяжести, ему хотелось расправить плечи, отдохнуть, не разлучаться с семьей, переменить занятия.
В конце концов надо было подумать и о материальном достатке.
Ведь что главное в бизнесе? Сделать первый миллион.
Бараку с его связями это не составило бы особого труда.
Вся семья отправилась в Соединенные Штаты. Но стать миллионером Бараку так и не удалось. Он не успел еще наладить деловых контактов, как последовал звонок Рабина.
— Эхуд, — заявил премьер-министр, — ты мне нужен. Возвращайся немедленно.
И Барак вернулся. Как бывшему начальнику генштаба ему полагался годовой отпуск с сохранением оклада и разные льготы — в том числе финансовые. От всего этого пришлось отказаться.
Рабин форсировал события. Ему было нелегко. В левом правительстве Рабин был самым правым. Ему нужен был кто-то правее него, чтобы наладить устойчивое равновесие.
Барак был ему необходим.
— Эхуд, — сказал Рабин, принимая бывшего командующего в своей канцелярии, — ты хотел бы с годик попастись на вольных лугах. Я понимаю. Мне даже трудно объяснить тебе почему, но поверь моей интуиции: ты должен войти в политику уже сейчас. Немедленно.
И Барак не смог отказать человеку, которому был стольким обязан.
19 июля 1995 года Эхуд Барак получил портфель министра внутренних дел.
Он убеждал Рабина в необходимости замедлить темпы «норвежской перестройки» и объяснить народу, что происходит.
Палестинцы уже начали нас убивать, но Арафат еще не сбросил маску миротворца и выражал при каждом теракте великое негодование. Он даже арестовал наиболее рьяных убийц и держал их под замком в курортных условиях.
4 ноября выстрелами в спину был убит Ицхак Рабин.
Весь Израиль впал в шоковое состояние. Барак же воспринял произошедшее и как личную трагедию.
Вскоре Перес и Авода проиграли выборы.
Настал час Нетаниягу.
Отброшенная в оппозицию Рабочая партия поменяла Переса на Барака.
У нового лидера были проблемы с амбициозными партийными функционерами — но даже им было ясно, что только Барак может вернуть Аводу к власти.
Одно лишь его решение попросить прощения у выходцев из афро-азиатских стран за былую дискриминацию чего стоит.
Барак перстами прикоснулся к незаживающей нашей ране.
Этническая рознь — большая беда Израиля. Справиться с ней можно, лишь воскресив давно похороненное доверие.
В шестидесятые годы репатрианты из афро-азиатских стран столкнулись на обретенной родине с атмосферой презрительного высокомерия. Их не понимали, над их культурным уровнем смеялись, их посылали в районы, мало приспособленные тогда для жизни.
Все это возвело между братьями некое подобие Китайской стены.
Правительство Рабина, желавшее ее разрушить, вложило сотни миллионов шекелей в районы развития, но ненависть к Рабочей партии в этой среде не стала меньше.
Не деньгами искупается вина и не словами.
Поступок Барака был более красноречивым, чем сказанные им слова.
Как ни странно, даже среди рафинированных интеллектуалов его шаг встретил плохо скрытую враждебность.
Мол, нам извиняться?! Да было бы перед кем! И вообще, кто дал ему право просить прощения от нашего имени?!
Так, примерно, прореагировали некоторые отцы респектабельных семейств, кичащиеся своей порядочностью. Люди, пораженные расистскими бациллами, часто этого не осознают и весьма негодуют, услышав подобного рода обвинения.
Писатель и журналист Амнон Данкнер, рассердившись за что-то на выходцев из Марокко, заявил, что они ему не братья… Правда, тут же спохватившись, Данкнер публично попросил прощения за эти слова.
Его газетный босс, известный журналист с устойчивой либеральной репутацией, защитник прав бедуинов и «угнетенного арабского меньшинства», очень удивился. И спросил Данкнера:
— С чего это ты так унижаешься перед этими бабуинами?
Данкнер был настолько потрясен, что ушел из этой газеты. Потом, правда, вернулся.
Принципы — принципами, а семью-то кормить надо…
За несколько месяцев до выборов 1999 года из штаба лидера оппозиции Эхуда Барака мне позвонила приятная во всех отношениях дама и предложила написать эссе об этом человеке.
— По заказу не пишу. Не умею, — попытался я уклониться от этой чести.
— Это не заказ, а предложение, — настаивала она. — Мы ведь не выдвигаем никаких условий. Цензуры не будет. К тому же если вам понадобится интервью с Бараком, то — пожалуйста.