А эти волчата жаждут крови. Они не видят леса за деревьями и хотят лишь одного: вцепиться в горло англичанам.
На трибуну поднимается Бегин.
«Этот молодой человек чрезвычайно самоуверен, — думает Жаботинский. — Цветовая гамма его мира ограничена. И эта страсть бряцать фразами…»
А Бегин уже говорит, обращаясь непосредственно к Жаботинскому:
— Мы уже сейчас должны освободить Эрец-Исраэль силой оружия. Я предлагаю внести этот пункт в устав организации.
Жаботинский тяжело поднимается и берет слово. Назвав выступление Бегина скрипом несмазанной двери, Жаботинский произносит:
— Мир, в котором мы живем, еще, слава Богу, не принадлежит разбойникам. Есть еще справедливость и закон. У мира еще есть совесть.
Бегин кричит, прерывая вождя:
— Как можно верить в совесть мира после Мюнхена?
В зале воцаряется тишина. Жаботинский понимает, что это вызов, и не медлит с ответным ударом. «Если ты не веришь в совесть мира, то пойди и утопись в Висле», — говорит он своему ученику.
На этом съезде молодые ревизионисты одержали победу над старым вождем, которому оставалось около двух лет жизни.
В начале 1939 года Жаботинский пригласил к себе Бегина и назначил его руководителем польского Бейтара, насчитывавшего свыше 70 тысяч членов.
Бегин сразу же начал создавать внутри Бейтара ячейки боевой организации Эцель, принявшие потом на себя тяжесть борьбы с англичанами в Эрец-Исраэль.
1 сентября 1939 года нацистские бронетанковые дивизии вторглись в Польшу. В день они проходили по 50–60 километров. «Блицкриг» в действии.
Бегин пытался что-то предпринять. Бейтаровцы ждали его распоряжений, но что он мог сделать? В последнюю минуту Бегин, Ализа, Исраэль Эльдад и Натан Елин-Мор покинули уже осажденную Варшаву и нашли убежище в Вильнюсе, принадлежавшем тогда Польше, но вскоре переданном советскими оккупантами в подарок независимой тогда еще Литве.
В Вильнюсе Бегин получил письмо бейтаровцев из Эрец-Исраэль, содержащее упреки за то, что он бежал из Варшавы, бросив на растерзание своих людей. «Капитан последним покидает тонущий корабль», — говорилось в этом письме, уязвившем Бегина в самое сердце.
Бегин созвал бейтаровцев, находившихся в Вильнюсе, и сообщил, что он немедленно возвращается назад в Варшаву.
— Да ты в своем ли уме? — спросил Натан Елин-Мор командира. — Тебя ведь пристрелят на границе. К тому же скажи мне, чем твоя гибель поможет оставшимся в Варшаве нашим людям?
В Варшаву Бегин не вернулся. Но это фатальное обстоятельство всю жизнь грузом лежало на его душе…
Прошло несколько месяцев, и советские танки раздавили независимость Литвы.
— Они не лучше Гитлера, — пробормотал Бегин, — как теперь добраться до Эрец-Исраэль?
Однажды, когда Бегин обедал в общественной столовой, к нему подбежал потрясенный бейтаровец.
— Менахем, — сказал он отдышавшись, — я всюду ищу тебя. Сегодня утром я слушал Би-би-си. В Нью-Йорке умер Жаботинский…
Бегин поехал в Каунас, где еще действовала синагога, и прочитал заупокойную молитву в память учителя.
Всего лишь год назад Бегин женился на Ализе. Это была печальная свадьба, омраченная предчувствием грядущих бед. Агенты НКВД глаз не сводили с «буржуазного националиста» и его окружения. Разве скроешься от недреманного ока? Бегин получил повестку с приказом явиться в 9 часов утра в комнату номер 23 вильнюсского горсовета. Поняв, что это ловушка, Бегин никуда не пошел. О дальнейших событиях рассказывает Исраэль Эльдад:
«Мы с Бегином играли в шахматы. Много лет спустя я спросил его: „Менахем, ты помнишь позицию? Слона ведь я должен был выиграть“. Стук в дверь оторвал нас от партии. Вошли трое милиционеров. Один сказал: „Мы — наряд из прокуратуры. Это привод. Почему вы, гражданин Бегин, не явились по вызову?“
— Чушь все это, — усмехнулся „гражданин Бегин“. — В вильнюсском горсовете нет двадцать третьей комнаты. Вы ведь пришли меня арестовать, господа?
„Господа“ молчат…
— Ну хорошо, — продолжил Бегин, — я сейчас соберусь, а вы, будьте любезны, присаживайтесь к столу, выпейте чаю.
Бегин почистил ботинки, надел свой лучший костюм, повязал галстук.
— Я готов, — сказал он.
Милиционеры повели его к двери. Бегин остановил их.
— Проходите сначала вы, господа. Вы — мои гости, и я не могу позволить, чтобы вы вышли последними.
Дверь закрылась. Ализа сдержала слезы, а моя жена разрыдалась».
Бегин был обвинен в содействии антикоммунистическим силам (статья 58/8 УК РСФСР) и приговорен к восьми годам заключения. Его отправили в концентрационный лагерь на севере, на речке Печора. Этот период своей жизни Бегин описал сам в книге «Белые ночи». Освобожден он был в 1941 году в результате соглашения Сталина с польским эмигрантским правительством генерала Сикорского. Вступив в сформированную в России армию Андерса, Бегин вместе с ней благополучно прибыл в Эрец-Исраэль в начале 1943 года.
На конспиративной квартире в Иерусалиме его встретили Ализа и Эльдад.
«Тысячи евреев прибыли в страну с армией Андерса, — вспоминает Исраэль Эльдад. — Все они сбросили польскую форму и влились в ряды нашего национального движения.
— Менахем, — сказал я Бегину, — сбрось скорее свое хаки, а то тебя, чего доброго, еще угонят в Италию.
Последовал типично бегиновский ответ.
— Исраэль, — произнес он смущенно, — я ведь дал присягу. Я не могу дезертировать.